“Запомни: не пей со Шляпником, он хронический алкоголик”

Поэтический ЖЖ питерской поэтессы Ксении Желудовой известен многим, кто интересуется современной поэзией и любит открывать новых авторов в интернете. Ее стихи похожи на музыку – хирургически выверенные, в них нет лишних слов или лишних чувств. Даже не верится, что в 22 (мы беседовали с Ксенией в октябре 2012 года. – Прим. автора) можно писать настолько взрослые стихи. Такие. Так.

– Ксения, ваши стихи – всегда навылет, наизнанку души. Точные, точеные, утонченные. Что случилось в вашей жизни, что вы начали писать? Как давно? Насколько это совпало с вашей профессией?

Спасибо вам, Ольга, что начали с комплимента, польстили моему воспаленному самолюбию. Что касается характеристик – мне упорно кажется, что все стихи должны быть навылет и наизнанку души, иначе зачем они? Я никогда не была на стороне искусства “из головы”, будь то литература, кино или театр. Это не значит, конечно, что не должно быть интеллектуальных игр, концептуального искусства и тому подобных милых извращений, но я убеждена в необходимости присутствия чего-то неопределяемого, неназываемого, какой-то древней магии, для которой не придумано категории. Может быть, в поисках этой магии я и начала писать. Лет этак в 12 и из чистого любопытства: мне было дико интересно складывать слова, выстраивать их в определенном порядке, рифмовать. Ну а потом случилось то, что случается со всеми: первые влюбленности, первые неразделенные чувства, в общем, все то, что без сомнения является лучшим топливом для любого творчества. И понеслось.

Профессия моя, если верить полученному в этом году диплому, называется “театровед-менеджер”, впрочем, факультет, на котором я училась, недавно был переименован в продюсерский, так что я считаю себя дипломированным продюсером, что, конечно, довольно забавно. Со стихосложением, как вы понимаете, это слабо сочетается, хотя, если когда-нибудь мне все-таки захочется славы и денег, я, пожалуй, смогу собственноручно превратить себя в проект.

…осенью узнаешь: высшая смелость – быть прозрачным, словно стекло,

вся эта хрупкость, невесомость, следы чужих беззастенчивых пальцев,

предельная щедрость – дарить нутряное накопленное тепло,

настоящая зрелость – уметь доверять, помнить, бояться;

в наших краях осенью принято возвращаться,

время отсутствия истекло.

– Как давно вы начали писать, и есть ли ощущение, что ваша поэзия “растет” вместе с вами? Что в ней меняется?

Получается, я уже около 10 лет что-то благополучно кропаю. Не мне судить о качестве моих текстов, но, разумеется, за эти годы они изменились – вслед за мной. Я пытаюсь взрослеть, быть проще, смелее, легче; тексты проходят тот же путь. Хочется получать из слов свет и воздух, но пока получается только темный густой сок из случайных образов, снов и путаных мыслей, но я работаю в этом направлении.

– Бывает ли такое, что вдохновение надолго уходит, и если да, то что становится вашим смыслом в такие дни?

Еще год-полтора назад такие периоды сопровождались чудовищной эмоциональной ломкой; казалось, что во мне создаются целые миры, а я не умею поделиться ими, и меня вот-вот разорвет от этих множащихся вселенных, и это “вот-вот” длится уже целую вечность; казалось, что мне отрезали язык: я хочу сказать и не могу, физически не могу. Сейчас со мной ничего подобного не происходит: то ли вселенные закончились, то ли я научилась легче переносить периоды штиля. Пришло осознание, что, если вдохновение не приходит, не стоит его настойчиво искать или вызывать, танцуя с бубном. Не пишется – ну и хорошо; значит, сейчас ни один текст не хочет появиться на свет.

…она слышит из чьих-то уст “я люблю тебя”, грустно смотрит в окно,

ей бы сказать “а я тебя – нет” и враз оказаться на том берегу пропасти,

а она говорит “ты очень хороший, но”

и обращает акт неловкости

в акт жестокости…

– Если бы у вас была возможность поговорить с тремя любыми поэтами прошлого, кто бы это был и о чем бы был ваш разговор?

Если честно, ни с кем из мертвых поэтов не хотела бы перекинуться парой слов; разочарование, мне кажется, было бы неизбежным. Мне вполне достаточно их текстов и того, что я принимаю за их тексты, все остальное – лишнее.

– Не страшно ли обнажать в стихах свои чувства и раскрываться перед чужими людьми – в жж и перед людьми, пришедшими послушать вас вживую?

Страшно, но не настолько, чтобы не делать этого. В какой-то момент я перестала воспринимать свои тексты как неотъемлемую часть себя, в конце концов, я же не исчерпываюсь ими. Стоит однажды научиться отпускать их в мир, к людям, чтобы не стать их заложником и жить нормальной, полноценной жизнью.

…и вроде бы остроумны, не избегаем спора,

у каждой случайной фразы стальной скелет,

и каждое слово – будто щелчок затвора,

но отчего-то меткая реплика, точный ответ

приходит в голову лишь через много лет

после самого важного разговора.

– Кто для вас самый важный критик?

Может быть, банально, но я сама. Если я считаю какой-либо из своих текстов откровенно паршивым, ни один человек не убедит меня в обратном. Например, практически все, что написано до 2009-го, мне кажется абсолютно беспомощным.

– Как, где и в какое время суток обычно пишутся ваши стихи?

Скажем так, если процесс запущен, если в голове уже произошла строчка, рифма, строфа, то прекратить или прервать этот процесс невозможно: днем и ночью идет поиск точного слова, формулировки, интонации. Это может длиться день, неделю, полгода, год. Некоторые стихи так и остаются ненаписанными, невысказанными. Но большинство все-таки доходит до заключительного этапа, когда полностью оформившийся текст записывается на бумаге, а это может произойти где угодно и когда угодно.

– Что вы чувствуете, когда случайно встречаете свои строчки в статусах совершенно незнакомых людей в соцсетях?

Ничего. Я отдаю себе отчет в том, что для них эти строки могут означать совсем не то, что означают они для меня.

август учит нас пересчитывать шрамы, щеголять маленькими уродствами,

подолгу не отходить от действия анестетиков;

почему любая боль, кроме собственной,

кажется вымыслом и патетикой?

 

город, будто обидевшийся ребенок, стал неожиданно строг и тих,

и вновь размыт пейзаж, собиравшийся из разноцветных точек;

и вот мы уже по горло в болоте недомолвок и неразберих,

и у судьбы, как у любого врача, отвратительный почерк;

 

и столики в кофейнях рассчитаны на двоих,

а барные стойки – на одиночек.

– Ваша самая заветная творческая мечта?

Вот на данном этапе ужасно хочется издать книжку, настал подходящий момент для этого. Я около четырех лет говорила, по сути, об одном и том же, и сейчас мне нужно поставить символическую точку в своих отношениях с исчерпанной темой, произвести обнуление, чтобы идти дальше.

– Какие у вас отношения с Питером? Для кого, на ваш взгляд, этот город – лучшее место на земле?

Близкие. Я родилась в Ленинграде, выросла и до сих пор, как мне порой кажется, расту в Петербурге. Это абсолютно мой город, в любое время года и суток, даже сейчас, в преддверии ноября, когда в Питере не живут, а выживают. Это город для одиночек, для тех, кого преследует неизбывная тоска по тому, чего не было, нет и никогда не будет на свете.

…говорю – холодно; ужели еще один сентябрь подошел к концу?

впрочем, это к лучшему: сердце устало гонять литры крепкого чая;

я учусь улыбаться тебе, сталкиваясь лицом к лицу,

я учусь считать, что никто воистину не случаен:

ни ты, ни тот, кто создал меня для печали,

ни этот город, полный неугомонных чаек,

дождем прибитых к серому расплавленному свинцу.

– Вы не используете в своих стихах заглавных букв. Это случайность или намеренность?

Намеренность. Дело в том, что отсутствие заглавных букв дает эффект непрерывности текста, словно это лишь видимая часть чего-то большего, выступающая на поверхности. А заглавных букв я немного побаиваюсь, я не верю в слова с большой буквы, в них слишком много самоуверенности.

– Если бы я попросила вас перечислить пять прилагательных, которые бы наилучшим образом описывали вашу поэзию, что бы вы назвали?

Отчаявшийся, уставший, надеющийся, ищущий, неисцелимый. Правда, здесь четыре причастия и всего одно прилагательное, не сохранила чистоту эксперимента.

– Что заставляет вас улыбаться даже в самый ненастный осенний день?

Музыка. Сумасшедшие люди вокруг. Случайные звонки от самых близких людей. Совпадения и то, что кажется мне знаками судьбы.

– Героиней какой сказки или романа вы себя сейчас ощущаете?

Последний год ощущаю себя средним арифметическим Алисы и Ассоль: существую в эпицентре театра абсурда и при этом искренне жду настоящего чуда…

…запомни: не пей со Шляпником, он хронический алкоголик,

обходи стороной Черную Королеву, она одержима;

и не надо лгать, что тебя завел сюда Белый Кролик,

ты сама хотела столкнуться с непостижимым.

Паблик Ксении Желудовой ВКонтакте, на FB.