Всегда вместе и всегда свободны

«История о тебе – лучшее, чем я могла себе позволить испортить чистые листы нового, красивого блокнота.

Крылья наши верни. Когда нам стало одиноко с этими людьми?
Иду к тебе на ощупь. Может быть, в итоге всё окажется намного проще.

Таким важным ты есть, что все слова как-то разом разбежались. Нашей истории 10 лет, а мы всё ещё так молоды. Ведь на самом деле взрослых не бывает, правда?

Трудно вести отсчёт нашей с тобой связи, ибо кто знает, с чего начать? Со знакомства, первого секса или первого эмоционального дерьма, из которого кто-то из нас вытащил второго? Ведь отношений в классическом смысле у нас никогда не было – ни разу не «встречались», всегда были вместе, но всегда свободны, в разных городах, но кармически связаны прошлыми жизнями. Так крепко, будто бы их было несметное множество.

История нашей нынешней кармы началась с моря. Ехала туда с тобой в надежде отвлечься после неудачного завершения совсем другой, детской, наивной, но такой настоящей истории.

Вернулись чёрные, как смоль, с прокуренными лёгкими, немного пострадавшей печенью и одурманенной каннабиоидами головой. А я – ещё до возвращения утонула в твоём лучшем друге. Вы сильно поссорились, помирились, и мы стали дружить на троих.

Лет восемь спустя ты мне сказал, что вы так друг друга и не простили: он – за то, что ты был первым, ты – за то, что он стал любовью всей моей жизни.

(Твой друг и моя любовь стал наркоманом, но это уже совсем другая история.)

Убивая так много сил, чтобы не погрязнуть в той же трясине, пытались его спасти, потом ты спасал меня. Страшно подумать, где бы могла оказаться, если бы ты не выволок меня за ментальные шкирки. И снова увёз к морю, но уже без подтекста. Закапывал в песок, причитал, что мешаю цеплять тебе баб на пляже, а я готовила завтраки, кормила твоих – не своих – друзей и стирала твои плавки.

В той маленькой комнатке размером с один диван, на котором мы были чаще, чем в море в те дни, ты говорил мне самые важные в моей жизни вещи, слова, которые насквозь выпали из моей памяти, остался только результат: живая, не наркоманка, способна грести дальше.

Помниться только что-то незначительное, вроде «надо набрать пару килограммов, заняться йогой, медитировать». Пока ты говорил, я создавала контекст – он жадно цеплялся за реальность и так гармонично в неё вписывался.

Это было самое яркое лето моей правильной молодости. Мы встречали рассветы и провожали закаты, пережидали жару за барной стойкой и предавались любовным утехам в ночной прохладе твоего балкона.

Тогда впервые узнала, что такое дорога с тобой. На переднем сидении автомобиля, с открытыми окнами – под колесами расстилалась вся жизнь, и ощущение «правильности», глубже переживания момента «здесь и сейчас» не испытываю больше нигде.

Тогда ты привил мне все мои музыкальные вкусы, научил стоять на своём, стоять за себя и вглядываться в верхушки сосен.

Тогда наши родители, задававшиеся вопросом о природе и исходе этих не-отношений, узнали о нашей договорённости – когда-нибудь, после 40, невзирая на браки, семьи и работы, мы вместе укатим в закат. Почему не раньше? А зачем, если всё и так правильно, если всё своим чередом.

Чем объяснить то большее, что у нас было? Сексом дружбу не испортишь? Мы пробовали, много раз, но дружба оказалась сильнее.

Никогда не держались за руки, практически не целовались в губы, но были ближе, чем всё, сами ещё того не зная. Молодые, свободные, честные, в первую очередь перед собой. И простые, как верхушки сосен.

Впереди ещё восемь лет из десяти заявленных, но там всё прозаичнее и чуточку взрослее. Разъехались по разным городам, звонили друг другу, находили новые привязанности, радовались обоюдно и взаимно.

Одновременно переживали опыт первого и длительного «сожительства» с кем-то другим и помогали друг другу справляться с отсутствием свободы, к которой так привыкли. В какой-то момент честно и осознанно расставались. Помогали справляться и с этим.

Привязанности заканчивались и разрывались, мы – неизменно возвращались. Уже не к сексу – не было надобности, потому что стали ещё ближе, чем раньше.

На пороге новой привязанности чётко расставляла границы – это мой друг, у нас есть прошлое, и пока что оно гораздо сильнее, чем наше незначительное настоящее. Не сможешь мириться – уходи сейчас, потому что он не уйдёт.

Оберегать своих людей, свою стаю – это ведь правильно?

Привязанность росла. Называла её любовью и строила планы на будущее. И то ли потому, что в этом будущем не получилось отвести тебе должного места, то ли потому, что ошибка была совершена ещё на этапе выбора объекта привязанности, но дело не шло. Счастье становилось призрачным, вера в лучшее иссякала очень быстро. Сначала ты меня ровнял, защищал его слабости и тем самым делал меня взрослее.

А потом немного пожил у нас и начал защищать уже меня. Честно и по-взрослому, много говоря со мной, позволяя самой сделать выбор, тихо сжимая кулаки в его сторону.

Но моя привязанность пустила мощные корни, как и твой экзистенциальный кризис.

Толерантность к веществам возрастала, слишком много веществ, слишком много алкоголя, я не могла справиться. Так наши пути разошлись, мы оба честно устали спасать друг друга, каждый остался наедине с попытками убедить себя, что убегая от правды, мы сможем прийти к чему-то хорошему: ты – с наркотой, я – с кольцом на пальце.

Так прошёл год. Самый сложный в моей жизни. Не потому что в нём не было тебя – ты был, каждый день вела с тобой внутренние диалоги, и ты мне отвечал. Всё шло своим чередом.

Мы вернулись друг к другу, будто бы ничего и не случилось, будто бы вчера созванивались. Только я теперь имела чёткое намерение изменить свою жизнь, а у тебя была беременная жена.

Первые часы захлёбывалась от возмущения – а как же наш закат, хоть до 40 нам и осталось больше половины прожитой жизни. А потом – увидела твой ясный взгляд с твёрдым намерением приложить все усилия, чтобы из непредвиденной случайности построить что-то хорошее. Она, уже почти они, стали тем, что столкнуло тебя с того пути, где я не справилась. В моём сердце не осталось ни грамма ревности, была готова оберегать счастье твоей жены как твоё, лишь бы помогло.

Но этому предшествовала неделя, в которой я впервые позволила себе провалиться в тебя, а твои вера и решимость пошатнулись.

Собирали чемоданы, собирались разводиться, останавливались и опять по новой.

Честность спасла нас. Честность о безграничности моего принятия тебя, честность о моей важности в твоей жизни, об уникальности опыта отношений, где просто любят. Честность нашей дружбы опять стала сильнее всего остального.

После твоего возвращения моя жизнь пахнет как кожа после мальборо голд.
Моя новая кожа.
И мурашками, как после прикосновения метала ключей, покрывается черепная коробка изнутри.
Яркими вспышками пытается пробиться способность наивно мечтать.
Я разговариваю с тобой в своём отражении в зеркале. Потому что всё – едино.
И после стольких неправильных поворотов на перекрёстках за сегодня.
Я решаю одно.
Становиться такой же реальной, как первые седые волосы в твоей бороде.
Что бы ты себе там на их счёт не думал.
Потому что жизнь – под колёсами твоей машины.
В бликах встречных фар в твоих очках.
И в животе под сердцем у твоей жены.
И ни на что большее я не претендую.
Иногда, немного, тайком покурить вместе на остановке.
Поговорить об упущенном важном.
И возвращаться домой уже настоящей.
Готовить мужу ужин и молиться о счастье твоего малыша.

Так мы прожили последний год в этой хронологии: я – сняла кольцо и открыла глаза, у тебя родилась дочь и открылось сердце.

Но отголоски экзистенциального кризиса сильны, а слабости быстро набирают прежнюю силу.

За хмельными разговорами на моей кухне, хоть наши города стали ещё дальше, ты признался, что не тянешь, что новые роли, мужа и отца, совсем не про честность, не про то, какой есть, а каким хотят тебя видеть люди, которых ты не выбирал, а имел бы возможность – не выбрал.

Все мои представления о важности семьи, об отвественности за нового маленького человека, которому я хотела когда-то стать хорошей тётей, у которой всегда есть жвачка, о тех самых санях после покатушек… Всё идёт к черту. Потому что ты несчастлив, а я не могу убеждать тебя, что будешь, стоит только подождать, привыкнуть, перетерпеть.

Спустя полтора месяца ты пропал. Не отвечал, сбивал вызовы. Возрастающая тревога вынудила меня найти способ услышать твой голос и понять, что живой. Ты сказал, что пока не можешь, что наберёшь сам, нужно время. Длительное ожидание либо включило паранойю, либо пробудило интуицию, что случилось что-то, чего мы с тобой ещё не переживали, с чем можно столкнуться только в глубоко взрослой жизни.

Поэтому я пишу эти строки, сидя в гостиничном номере в твоём, уже не чужом для меня городе, в котором целый день я просто была. Ближе, чем обычно, давая тебе возможность появиться и положить мне голову на колени. Я бы ни о чем не спрашивала.

Не могу догнать тебя и причинить добро, но делаю это для себя, чтобы знать, что сделала всё, что могла.

Может, ты просто забыл, а может, просто отвык, что бывает так, когда от тебя ничего не ждут, ждут только тебя, такого, как есть – трудного, агрессивного, зависимого и хамоватого засранца, со всем твоим внутренним дерьмом, не выбирая, просто принимая как есть.

Вся наша подростковая свобода закончилась самой здоровой привязанностью для меня. В ней нет больного, нет травм прошлого, требований, а главное, никаких ожиданий, собственно, и привязанности как таковой нет – только любовь, простота и верхушки сосен.

И чтобы не случилось у тебя там (здесь?), я буду рядом с готовностью демонстрировать новые границы принятия. А в эти дни, когда жизнь демонстрирует мне свои границы странности и чудесатости, я дышу с тобой воздухом одного города, немножко пристальней всматриваясь в номерные знаки синих машин, и разыскиваю тебя в спинах прохожих.

Это всё потому что честно.

Взрослых ведь не бывает, правда?»

Таня