Если я молчу, это не значит, что я разделяю сказанное – но я даю тебе право думать так, как ты сказал, если это было сказано в воздух или речь идет только о тебе.

Я не хочу тратить силы, чтобы переубедить тебя в обратном. Иногда у меня их нет даже для того, чтобы сказать, что есть альтернатива. Ты взрослый человек, и что ты делаешь со своей жизнью – мне, по большому счету – все равно.

I don’t care enough.

Советы без запроса, усвоенные как культурная норма (в том смысле, что их можно давать, они всегда уместны, приемлемы и на благо), иногда настолько больно бьют, что жалеешь, что вообще поделилась чувствами. Их не готовы принять, их боятся, будто заразы – а вдруг и нам прилетят твоя тоска и уныние, давай мы лучше расскажем тебе, что делать, чтобы ты немедленно починилась.

Я сама не знаю, как вести себя, когда мне говорят о депрессии, смертельной болезни, о том, что хотят свести счеты с жизнью, или что рушится семья. Я не знаю, какие слова подобрать, потому что не знаю, что человек вкладывает в то, что говорит – констатирует факт? просит о помощи? обвиняет судьбу в несправедливости? Я ведь могу слышать отзвуки только собственных чувств, взбудораженных сказанным, – например, что мне страшно и «спасибо, боженька, что не со мной».

Да, я могу сказать: «Все будет хорошо» – но не знаю, будет ли. Тем более я не знаю, что ответить на логичный встречный вопрос «когда».

Я могу сказать: «Не отчаивайся, потерпи еще чуть-чуть, сделай еще вот это» – но что я знаю о том, сколько человек уже вытерпел и перенес, чтобы обесценить пройденный им путь легкомысленным своим «ты стараешься недостаточно»?

Короче, я могу сказать много лишнего. И поэтому так люблю, когда есть прямые запросы, на которые можно откликнуться или нет. Ведь я не могу знать, что именно вкладывается в слова – завуалированная просьба о помощи или желание о себе напомнить, запрос на советы и личный опыт или просто текстовая разрядка – выпишу печаль и успокоюсь.

Одна из моих незыблемых ценностей – это право каждого самому распоряжаться своей жизнью. Творить херню, пожинать последствия, нести ответственность. (И в этом – неоспоримое бремя родительства: отвечать не только за себя, но и за того парня, пока ему не исполнится 18 лет.) Я глубоко убеждена, что пытаться кого-то перетянуть на свою сторону – это подспудное желание массовости на твоей вечеринке. Потому что тусить на танцполе одному – неуютно.

А если вас – рать, то можно так и говорить, причем с вызовом.

Но что до меня, то чем дальше живу и чем больше вижу, тем меньше понимаю, что вообще происходит и как нам всем жить, чтобы не перегрызться. На каждое «я верю» находится «а я нет», на любое «нужно только так» – «нет, так неверно». Причем все точки зрения в какой-то момент истинны – как показывают дважды в сутки правильное время остановленные часы.

И что у тебя остается в сухом остатке из правды? Только правда момента: то, что работает для тебя, работает только для тебя, то, что сработало для тебя, сработало только для тебя. Потому что это ты, а не я. Ты можешь рассказать о своем опыте, но не подать его как волшебное зелье – если делать так, то все будет. Потому что может быть вообще никак или даже бабахнуть в противоположную сторону. Кровища, текила, отчаянье, все дела.

Твои роды будут другими, твои родители были другими, твой ребенок тоже однажды станет другим, а не тем, кого ты себе вообразила, когда носила его под сердцем.

Это еще и о том (напоминаю я себе), что чужой опыт никогда не показателен, хоть его и приятно обсуждать, осуждать, выглядеть на его фоне нарядно, чувствовать лучше. Чертова назидательность – стремление к любой жизненной басне придумать мораль – оказывает медвежью услугу: иногда собака это просто собака, а не история о том, как хороший хозяин ее в плохую погоду из дому не выгонит. Но как жить без этого, я пока тоже не знаю. Вот, учусь это хотя бы осознавать и давать имена пугающему и странному в самой же себе.

Адский труд, но и благодарный. Я не становлюсь менее чувствительной к тому, что меня царапает. Но я уже понимаю, почему. И знаю, как себе помочь, постепенно выстраивая новую систему ценностей, где я – не последняя буква алфавита, а ты – не все остальное.