Моя главная точка невозврата

…мне нужен какой-то свет,
чтоб видеть хотя бы сны.
Земфира – Лампочки

«На пределе». Хочется жить размеренно и спокойно, медитативно и расслабленно, но последний год получается как-то только на пределе. Сил, возможностей и ресурсов. Минуты покоя бывают такими редкими, что успеваешь порадоваться им и прочувствовать их красоту только первые несколько минут.

Стоишь, открыв рот и душу, и ощущаешь себя человеком, которому несказанно повезло – крупно, но случайно, и черт его знает, когда в следующий раз случится такой аттракцион щедрости.

В последнее время много думаю. В частности, о том, что этот текст я пишу уже четыре месяца. В основном – в голове.

Текст про роды – который не рождается.

Но мне нужно его написать. Чтобы закрыть двери в порталы, куда я уже не вернусь, и отпустить то, что я уже не перепишу и не сделаю по-другому.

…В свою первую ночь в роддоме – точнее, в первую ночь совместного пребывания – я хорошо помню состояние четкого прохождения точки невозврата. Все мое прошлое – с периодами семейного трэша и живительного одиночества – отныне останется за чертой, за которой также останется долгий сон, живая музыка в прокуренных барах и возможность внезапно купить билеты в Питер.

Я панически боялась детских слез и крика, которые не смогу успокоить, с которыми не буду знать, что делать. Полного провала себя в роли матери.

Я чувствовала себя самозванкой. Будто ребенок выбрал меня, плохо представляя себе, на что подписывается.

Никакие внутренние программы «как ухаживать за младенцем» не запускались, равно как и тайные знания интуитивного родительства. Был только лютый страх не справиться. Обнаружить себя ревущей на холодном кафельном полу, ошалело твердящей: «Верните мне мою жизнь обратно».

Побороть его мне помогли слова неонатолога, закрепленного за сыном, – хладнокровной, всегда собранной, быстрой и четкой женщины, редко повторяющей дважды. Увидев однажды мой дрожащий подбородок, она присела ко мне на кровать, крепко взяла за плечо и, глядя в глаза, медленно сказала (наверное, чтобы до моего залитого гормонами мозга точно дошло): «Спокойно, ты всему научишься, и ты не желаешь своему ребенку зла. Не бойся и помни: дети любят смелые руки».

Последнюю фразу я повторяла, как мантру, неся подмывать ребенка, несколько дней от роду, в неудобную раковину и каким-то чудом уворачиваясь от дверных косяков – из-за недосыпа реальность плыла, дробилась и разваливалась на красочные лоскуты. За окном начиналось лето, которое к настоящему времени уже закончилось, а я так и не поняла, о чем речь.

Новый опыт сбивал с ног, я забывала есть, я продиралась сквозь дни, будто через терновник, – и вдруг обнаруживала, что глаза боятся, а руки делают. Не потому что я суперженщина, а потому что если не я – то кто?

Глядя на сына, мирно спящего в люльке рядом, я не понимала, как это прекрасное и совершенное существо появилось из той грязи, крови и слизи, которыми были роды. Как оно вообще в меня поместилось. Неужели это сделали мы, в частности я, та, которая «а хотите я вам гуся в пэинте нарисую?».

Мне открылось, как дверью по лбу, что позитивный настрой на роды – это, конечно, хорошо, но в любой момент все может пойти не так, как ты себе представляла, и лучше быть мысленно готовой ко всему, чем цепляться за любовно выпестованный набор картинок «как надо».

«Я хорошая девочка, я все делаю правильно, а значит, и роды мои должны пройти хорошо и по плану». Как писала доула Марьяна Олейник, «роды никому ничего не должны». Ни тебе, ни врачам. И это правда. Невозможно предсказать, как все случится. Как невозможно предсказать и то, что ты будешь чувствовать в процессе, как себя вести, что говорить-кричать-думать и о чем молиться.

Я боялась послеродовой депрессии. Я знаю много страшных историй про это. Реальных историй. С очень близкими людьми. Я не понимала, почему меня должно пронести, если не пронесло в другом, гораздо менее вероятном, при родах.

Помню, когда я попросила рассказать о ней на курсах, мне ответили, что это «всего 5-10% от всех родивших» – то есть настолько мало, что даже не стоит внимания. То есть  – болезнь, которой страдают до 10 из 100 родивших (то есть – которая с большой долей вероятности может проявиться у одной из нас, там сидевших), будто замалчивают. А потом женщины сигают вместе с детьми из окон или шарахают их об стенку – но нет, вам показалось, посмотрите, все мамочки абсолютно счастливы.

Я усилием воли закрыла рот и опустила внутренний занавес.

***

…Иногда я выезжаю в город. Могу пить латте навынос и сувать нос хоть в каждую кофейню. Но я так не делаю. Я просто решаю дела и еду домой. В городе мне не хватает воздуха, все слишком громко, многолюдно (и дорого). Впрочем, какая-то магия в нем все-таки осталась. Наверное, вот эта вот возможность затеряться в.

По вечерам в Минске наверняка по-прежнему очень красиво. Особенно, когда ты свободен и принадлежишь только себе.

В моих словах нет ностальгии или грусти. Я все это прошла, во все это наигралась, и если бы я могла сейчас все бросить и вернуться назад – я бы этого не сделала. Потому что, зная себя, я бы все так же чего-то ждала. На что-то надеялась. А пока оно «не случилось», крутила бы свое беличье колесико, спускала деньги на сиюминутные удовольствия (и была бы в этом права) и, наверное, так бы навсегда и зависла в стране Нетинебудет, оставаясь «веселой, бесхитростной и бессердечной».

При этом я не стала сумасшедшей мамой, помешанной на ребенке. Нет. Просто стараюсь не забывать быть «большой доброй собакой», когда силы заканчиваются. И еще – давать себе отдых. Переключаться. Читать. Писать. Смотреть «Друзей». Листать соцсеточки. Делить хлопоты с Сашей. Мыть полы раз в месяц и вытирать пыль еще реже. Не заморачиваться ни с какими развивашками. Со спокойной душой и без чувства вины и тревоги оставлять на несколько часов в неделю ребенка маме и выезжать на Большую Землю.

Это позволяет мне не срываться и не слетать с петель в минуты усталости.

Потому что себя нужно беречь. Чтобы не было соблазна завалиться в позицию жертвы, которая «одна пашет» и «тащит все на себе». Я не такая. Я знаю себя. Стоит мне начать страдать – и я очень легко войду во вкус. Но это не про зрелость.

Хорошо, когда ты что-то понял про себя, что помогает тебе, а не только разочаровывает.

А еще поняла такую вещь: куда бы я теперь ни уезжала, я выковыриваю свое сердце из груди и оставляю рядом с сыном. И пока я снова не с ним, хожу с этой пустотой внутри, которую не заполнить. Это не про гиперопеку или чрезмерную тревожность. Это про самое простое и будничное – быть родителями. Смерть твоя теперь не на конце иглы в яйце утки, а вот здесь, в кроватке лежит. Твоя самая большая уязвимость в мире. Ему плохо – тебе вдвойне плохо, и нет тут никаких логичных объяснений, тут всегда только сердцем думаешь.

Только им.

Книгу Ольги Примаченко «С тобой я дома» (лучшие тексты из блога по версии автора) в печатном или электронном варианте можно купить здесь.

Паблик-чат Гнезда в Viber – по ссылке.